или Глиста в обмороке
Ах, как же нам нравится рисовать себе образ клоуна, искрометно-бесшабашного на сцене – и страстно, безудержно, надрывно страдающего от пустот, печалей, непониманий вне арены… Это в нас живет: не может быть смеха без слез. Но, слава богу, есть нам на душевное излечение такие люди, как Великий негрустный клоун – Юрий Владимирович Никулин, который уже просто тем, что он – такой, доказывает: слезы бывают, но Смех – это всегда с большой буквы и непременно спасительно.
Лекарство для жизни
...А клоун шел и прядь сдувал со лба,
и думал, вспоминая эти лица,
что все-таки возвышенна судьба -
своей улыбкой с ближними делиться.
(Вадим Егоров)
Нам очень повезло, что мечта Никулина не сбылась. Ведь в детстве он очень любил петь. С папой они валялись на кровати и распевали во все горло что-нибудь из отцовского «собрания сочинений» (у Владимира Никулина были отпечатаны на машинке сотни полторы русских народных песен с разделами "деревенские", "революционные", "цыганские", "кандальные", романсы). Юрий взял эту папку в армию. «Я дал ее приятелю, а его ранили, а он еще кому-то отдал, короче, всего-то несколько листочков и вернулось ко мне. Когда перешли в наступление, я в разбитом доме нашел тетрадь в хорошем переплете и заново начал записывать песни, но почерк у отца был лучше, он ведь учился в гимназии. И я пел… Для себя, для друзей, слушал музыку, на батарее мы хранили патефон - я верил, что сбудется мечта моего детства и я буду петь в джазе, как Леонид Утесов».
Мечта не сбылась. Но сбылось предназначение. Что-то неуловимое, чего нет никакой возможности опознать изначально, но что веками живет на бренной земле (скоморохи, гистрионы, жонглеры, шпильманы, франты, масхарабозы…) – проснулось в нем. Потому что не могло не проснуться.
С б ы в ш е е с я
В первом классе (1929 год) маленькому Юре в школьном спектакле досталась роль Горошка в сценке «Огород» (первая в жизни роль!). Десятерых мальчиков-овощей (подсказками были картонки с изображениями) научили читать каждого – свои стихотворные строчки «во славу». Юре досталось быть последним в строю и бодро заявлять: «Вот горошек сладкий, зерна, как в кроватке, спят в стручках усатых…». Когда в свою очередь он сделал шаг вперёд и выпалил: «А вот и репка!», зал вдхрогнул оглушительным хохотом (неожиданно, забавно, невпопад!). За кулисами учительница прокомментировала (наверное, думала, что остроумно): «А ты, Никулин, у нас, оказывается, комик!»… И это просто был еще один маленький знак – как прелюдия.
И после, когда уже он стал постарше, после первого посещения цирка – и этой искрометной влюбленности в него (он много писал и рассказывал об этом), он как будто сразу сделался Настоящим Клоуном, понимающим и суть необходимости им быть, и суть ремесла, профессии – а не только что призвания.
Помните эти его воспоминания: "Мне настолько понравилось в цирке и так запомнились клоуны, что захотелось, как и многим детям, во что бы то ни стало стать клоуном. Из ситца с желтыми и красными цветами мама сшила мне клоунский костюм. Из гофрированной бумаги сделала воротник-жабо, из картона - маленькую шапочку с кисточкой, на тапочки пришила помпоны. В таком виде я пошел в гости к одной девочке из нашего двора, у которой устраивали костюмированный вечер. Кто-то из ребят оделся врачом, кто-то изображал подснежник, одна девочка пришла в пачке и танцевала. А я - клоун и понял, что должен всех смешить. Вспомнив, что, когда клоуны в цирке падали, это вызывало смех у зрителей, я, как только вошел в комнату, тут же грохнулся на пол. Но никто не засмеялся. Я встал и снова упал. Довольно больно ударился (не знал я тогда, что падать тоже надо умеючи), но, преодолев боль, снова поднялся и опять грохнулся на пол. Падал и все ждал смеха. Но никто не смеялся. Только одна женщина спросила маму; "Он у вас что, припадочный?" На другой день у меня болела спина, шея, руки, и первый раз я на собственном опыте понял - быть клоуном непросто". Но другого пути, наверное, просто не существовало…
Его сын, Максим Никулин, не преемник клоунской судьбы, но наследный директор Старого цирка, так говорит об этом: «Клоун - единственная цирковая профессия, которой нельзя научить. Можно выучить на акробата, на жонглера, а вот на клоуна нельзя, потому что с этим нужно родиться. Сначала родиться, потом осознать это, потом пронести это через жизнь, чтобы оно – осуществилось. Видите, сколько должно совпасть составляющих, чтобы получился клоун. И не каждому это дано. Потому что люди все разные, характеры разные, и не каждый позволит, чтобы над ним смеялись, или даже вместе с ним. Было время – послевоенные годы, 50-е… - когда вдруг сразу появилось много хороших клоунов: и Никулин-Шульгин, и Олег Попов, Маковский чуть позже, Ингибаров... Вот как-то звезды встали так. А потом, когда их не стало, образовался вакуум».
Пустота. Легкий холод души – ровно до того момента, пока не прозвучит «анекдот от Никулина» (кстати, политические анекдоты он записывал в зашифрованном виде: на ключевые слова придумывал свой анекдот), пока не покажут «Неподдающихся» или «Когда деревья были большими», пока не мелькнет его загримированное лицо на экране. И тогда все сразу встает на свои места. Он – есть. С его неповторимым тембром, с его особой энергетикой, с его неказистой фигурой, словно бы доказывающей: он просто обязан был стать клоуном.
Ю.Н.: «Я всегда знал, что некрасивый. Глиста в обмороке. Худой, длинный и сутулый. Первый раз пошли всей батареей в баню перед войной, я разделся - все как начали хохотать! И я нисколько не обиделся. Мне даже было приятно, что у меня такая необычная внешность».
Н е п о д д а ю щ и й с я
Навешивать ярлыки – излюбленное занятие человечества. Вот и сейчас. Клоун, клоун, клоун… Прежде всего – человек. Никулин был совершенно гениален в жизни. Очень просто, очень незатейливо, очень по-человечески гениален. Потому что жил, как умел и как хотел, невзирая на ярлыки и не поддаваясь условностям.
Во ВГИКе ему сказали, что в кино он не будет сниматься никогда – и он стал звездой ДЕВУШКИ С ГИТАРОЙ, НЕПОДДАЮЩИХСЯ, САМОГОНЩИКОВ, КОГДА ДЕРЕВЬЯ БЫЛИ БОЛЬШИМИ, ДЕЛОВЫХ ЛЮДЕЙ, ДАЙТЕ ЖАЛОБНУЮ КНИГУ, КО МНЕ, МУХТАР!, ОПЕРАЦИИ «Ы», АНДРЕЯ РУБЛЁВА, КАВКАЗСКОЙ ПЛЕННИЦЫ, БРИЛЛИАНТОВОЙ РУКИ, СТАРИКОВ-РАЗБОЙНИКОВ, ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РОДИНУ, ДВАДЦАТИ ДНЕЙ БЕЗ ВОЙНЫ, ЧУЧЕЛА и других. Его позвали в 1984 году на пост директора «Союзгосцирка», но он отказался, сославшись на отсутствие высшего образования, чтобы избежать склок и дрязг и стать покровителем родного цирка на Цветном. Ему нередко предлагали звездные роли, но… «Когда предлагали играть предателей или шпионов, я отказывался...».
Рассказывать о том, чего и как достиг Никулин – смысла не имеет. Все мы, как по шпаргалкам, легко вспоминаем все вехи его пути. Его сентябрь 1946-ого, когда после оглушительных провалов на вступительных где только можно он решился пойти в студию клоунады при Московском государственном цирке на Цветном бульваре (поддержал отец: «Пусть Юра рискнет. В цирке экспериментировать можно. Работы - непочатый край. Если он найдет себя - выдвинется. А в театре? Там слишком много традиции, все известно, полная зависимость от режиссера. В цирке многое определяет сам артист»). Его работу с Карандашом и репризы с Шуйдиным. Его дебют в «Девушке с гитарой». Его путь с Гайдаем. Его драматические – великие! – роли… Иной раз, вспоминая, сколь много работы готовили конкретно для него (Сергей Бондарчук собирался снять Никулина в «Войне и мире» в роли капитана Гушина, в «Ватерлоо» в роли английского офицера...), задумываешься – не терял ли он чего-то важного из-за работы в цирке. И сам себя одергиваешь: не терял, потому что главное – Смех (Никулин всегда говорил: кино – это любимое дело, а цирк – это Дом).
Казалось бы, у этого человека было все, чего только можно пожелать: слава, авторитет, красавица жена – бесконечно любившая и бесконечно любимая (да еще и Партнер по сцене – именно ас большой буквы). Не было только… велосипеда. «Я мечтал о велосипеде. – Рассказывает Никулин. – И однажды купил три билета лотереи "Автодор" по полтиннику. И мой билет выиграл велосипед! Но выигрыш можно было получить и деньгами - сто пятьдесят рублей. А дома не было денег. Мама сказала: "Слушай, возьми деньгами, а мы тебе с отцом после купим". - "Я знаю, что не купите". - "Купим!". Не купили». Но, возможно, именно в тот момент (велосипед ведь не стоит спокойствия матери, разве нет?) и родился тот Никулин, которого мы знаем и чествуем. Гениальность которого была в том, что быть собой для него означало – давать другим. Дарить радость. Лечить от скуки. Преумножать улыбки. Творить Смех.
Никулин покинул сцену, когда ему исполнилось 60 лет. «Клоунада - искусство молодых», - объяснил тогда артист. И мы можем только позавидовать ему, потому что до 60 он так и оставался – всегда молодым. И нам бы, конечно, поучиться у него светлому взгляду, умным поступкам, умению радоваться простым вещам, быть верным и доверчивым. Нам бы научиться быть лучше («Я прямо скажу, - не скрывал Никулин в интервью, - хуже стал народ. Это не стариковское причитание: во-от, в наше время! Это правда. Мы с женой часто про это говорим. Людей злых всегда хватало, а теперь им больше свободы, все им безнаказанно проходит, пользуются демократией, как они ее понимают. Распоясались. А раньше чище были люди, доверяли друг другу…»). И нам бы, конечно, позабыть о том, как 21 августа 1997 года в 10 часов 16 минут утра сердце Юрия Никулина остановилось (у его гроба Моргунов произнёс: «И зачем это люди умирают? Словно у них нет более важных дел...»)… И нам бы, конечно, поверить: пока мы помним его, Смех спасает…
«В зените любви и славы, не узнав слабости, немощи и бессилия, свойственных старости, он ушёл от нас. А мы?.. Что ж, нам тоже повезло. Мы знали его, мы жили с ним. Как-то мой младший сын сказал мне: «Знаешь, папа, я такой счастливый, что знал дедушку. Только жаль, что очень мало…» (Максим Никулин).
